Все человеческое — отвратительно?
Один весьма яркий исторический персонаж имел смелость обмолвиться: «Ничто человеческое мне не чуждо».
Об этой самохарактеристике стоит поразмышлять углубленно и непредвзято: что есть присущие и неприсущие человеческой особи качества? Какие из черт типичны или нетипичны? Может, лучшей рекомендацией хомо сапиенсной общности (индивидуальности) послужила бы обратная формулировка: все человеческое — отвратительно и ненавистно?
Но по порядку. Что именно (и в каких пропорциях) присуще двуногой породе? Человеку присуще убивать, предавать, лгать? А как же! Ему не присуще убивать, предавать, обманывать? Да, безусловно.
Следовательно, вопрос в пропорциях этих присущностей…
Как Ленин, Сталин, Гитлер и Муссолини убивали свои и чужие страны
В маленьком зальчике старинного особняка, осененного тишью, посреди укромного и все же бойкого Козицкого переулка, я слушал в исполнении замечательной пианистки Татьяны Рубиной «Аппассионату». И думал (отрешась от великой музыки, которая должна была бы захватить полностью): все уши мне прожужжали (в былые времена) о том, что соната, романтически названная «Лунной», — любимое произведение В.И.Ленина. Был даже телевизионный фильм «Аппассионата», который я вынужденно (потому что по ТВ почти ничего стоящего не показывали) посмотрел несколько раз. Существенного в этом фильме не происходило. Ильич с прищуром (в исполнении, кажется, Каюрова) внимал музыке и многозначительно уходил куда-то вдаль.
Мощная аура этой сонаты завораживала и в фильме «Чапаев», где за инструмент садился отвратительный белогвардеец с бритым черепом, а на него с ненавистью смотрел денщик, чьего брата Митьку офицер велел запороть до смерти.
Много негатива, оказывается, может вместить (а не только одарить благодатью) музыка!
Мысль моя бежала дальше. Чудовище, каковым бесспорно являлся Ленин, выходит, было не чуждо эстетической возвышенности. Отдавал должное Льву Толстому (как зеркалу, в которое надо смотреться накануне революции), не любил Достоевского. Достаточно точно умел передать свое психологическое состояние после прочтения «Палаты №6» Чехова. То есть закоренелый преступник, лгун, интриган каким-то боком своей уродливой натуры приникал (как к роднику?) к великому, неувядаемому, вечному, бессмертному…
О чем это говорит?
О том, что нет законченных, стопроцентных негодяев, и в каждом обнаружим хоть одну малую светлую черточку?
Или о том, что искусство — как воздействующая на личность (принято полагать, позитивно) и отчасти формирующая ее сила — на самом деле ничего не значит, а выступает прикладной надстройкой над кошмарным базисом?
Вспомнился еще и вклад Гитлера — внесенные им поправки в очертания знаменитого «Фольксвагена»: в течение более чем полувека этот «жучок» гонял по магистралям всех стран мира.
А любовь Адольфа Алоизиевича к Вагнеру! А его план монументальной пропаганды, призванный вознести рейх на недосягаемую гармоническую высоту? А покровительство вождя Ленни Рифеншталь и борьба с ублюдочным упадничеством в живописи и литературе! Да ведь судя по перечню геракловых деяний — это колосс… Титан, созидавший преисподнюю — из вполне доброкачественного материала, исказивший, извративший первозданную чистоту — до концлагерных дымящих труб!
Муссолини пользуется немалым почитанием в Италии за то, что начал строить жилье для простых граждан и реставрировал Колизей. Этого кривляку приветствовали такие снобы интеллектуализма, как Кнут Гамсун и Пиранделло.
Напрашивается озарение: злодеи не столь уж злодеисты, а гении чистой красоты, чьими услугами (то бишь произведениями) пользуются чудовища, не столь уж не от мира сего, коль какими-то штрихами своей творческой деятельности близки тиранам.
Ну а нам, не великим и не воспаряющим до небесных откровений, — какой позиции держаться в запутанном мире сплошной неразберихи?
Ответ дает недавно открывшаяся в Москве выставка, посвященная еще одному ценному (в ракурсе нашего разговора) персонажу — покровителю оперного искусства и почитателю литературы — Иосифу Сталину. (Вообразите, что в Берлине или Мюнхене начнут экспонировать вещички Бормана или Гиммлера… Невозможно такое представить.) У нас экспозиция мало того что бесплатная — приходи, бери пример, перенимай опыт, — так еще и получила широкую прессу. Большей частью — позитивную. Реклама — двигатель идеологии.
Чем восторгаются? А вот извольте: И.В. откручивался (обучаясь в семинарии) от экзаменов по Священному писанию, ссылаясь (как любой рядовой двоечник) на плохое самочувствие. То есть уже в раннем возрасте спекулировал на доброте, проявлял редкостное двуличие и вполне определенный цинизм. А повзрослев, сетовал (вскоре им расстрелянным) Бухарину и Зиновьеву, что работает больше, чем они (вероятно, искал мотивацию будущим расправам). Еще мы узнаем, что вождь очень сухо общался со своей матерью, слал ей короткие записочки, а соратникам по партии изливался в длиннющих посланиях. Он графоманил и баловался стихами, об этом давно известно. Извинительная слабость палача! Известно и то (из письма Ленина съезду), что грубый Сталин хамил Крупской.
То есть нам показывают и подсказывают, каким надо быть, чтоб тобой восхищались и устраивали музейные поминки в твою честь.
Хорошо. Усвоили. Зарубили на носу. Но сумеем ли сделаться подобными ему живоглотами? И что для этого должны сделать? Очень просто — откажемся, скажем, читать «Исповедь» Льва Толстого. Зачем она нам? У нас своя — не менее захватывающая и насыщенная, богатая событиями жизнь. Ведь так? Чем мы хуже автора «Войны и мира»? Мы — лучше! Разве не так? Все тираны — миляги и симпатяги! Слушают «Аппассионату», судят-рядят о Чехове, покровительствуют балету. Какой с них спрос, если великий Николай Гоголь врал родной маме, что не может с ней увидеться, потому что уезжает в Италию, а сам преспокойно оставался в России? То есть возвращаемся к началу разговора. Человеколюбивый Гоголь («Шинель», «Записки сумасшедшего»), стало быть, не был душевно мягок.
К какой из сторон нам, рядовым, в итоге примкнуть? Идти за Воландом, высоко поднимая знамя его славы? Или придерживаться позиции затурканного Мастера? В чем проявится наша склонность — к дикости или — к попытке возвышенности?
Что такое некрофилия?
Упрощенно говоря, это любовь к мертвому. И нелюбовь к живому. Стремление (чаще неосознанное) превратить живое в мертвое. Любование смертью и ее деяниями.
В чем оно выражается? Опять-таки в любви к неживому. К автомобилю и поезду, а не к лошадкам, не к театру, где актеры играют вживую, а к снятому на пленку кино, которое, кстати, для производства пленки использует желатин молодых бычков — так неживое пожирает живую жизнь.
У неживого, очевидно берущего на планете верх над живым, масса готовых потворствовать ему слуг — рангом помельче и покрупнее. Мелкие уничтожают муравейники и глушат рыбу, крупные — изводят лесные массивы и целые народы. Такими масштабными апологетами нежити предстают Сталин, Муссолини, Гитлер и все их знаменитые и безвестные приспешники.
Зададимся вопросом: если бы Сталин или Гитлер прочитали упомянутую толстовскую «Исповедь» — она повлияла бы на них? Скорректировала бы их точку зрения на бытие? Вряд ли. Врожденный вектор кровожадности изменить трудно.
Но кто есть и кем являются тираны? Их боятся, не смеют повысить на них голос… А они… Гитлер — после того, как сорвалось очередное покушение на его жизнь, украсил свой кабинет фотографиями, на которых предавшие его отщепенцы были запечатлены подвешенными на крюки для мясных туш. Труп врага, как известно, хорошо пахнет.
Этот завоевавший пол-Европы, создавший нацеленную на уничтожение всего попадавшегося ей на пути армию, жесточайший диктатор — оставшись наедине с любовницами, голый, униженно молил, чтоб они ударили его, сделали побольнее.
Комментарий прост. Оказывается, надо было отвесить оплеуху… Почему Адольф Алоизиевич не доставил себе изысканного наслаждения, позволив матерям, сестрам, дочерям погубленных им мужчин исхлестать его мазохистское тело до полнейшего экстаза? Им это было бы в радость, и ему пошло бы впрок.
Охватывает оторопь при мысли о широчайше непостижимой природе человека. Из вышесказанного не следует, что не следует исполнять Бетховена. Он не виноват, что нравился Ленину. Хотя и виноват, конечно.