(Go: >> BACK << -|- >> HOME <<)

Свежий номер

Восемь записей из одного дневника

Год Сергея Михалкова
Сергей Михалков… Он прочен в моей душе, ибо наше сотрудничество исчисляется более чем половиной века; уточню: меня, издателя, и его, поэта и руководителя писательских сообществ: и столичного, и всея РСФСР, и Международного.

Необычная книга

1962 год. В моём кабинете новоиспечённого главного редактора «Молодой гвардии» именитые гости: Сергей Михалков и Константин Симонов. Чего гадать, зачем пожаловали: явно будут предлагать к изданию свои книги. Лестно, однако, — мелькнуло в сознании, — заполучить таких авторов по своему первому молодогвардейском году.

В итоге через полтора года страна получила в подарок юношеству необычную книгу. По переплёту шло: «Спасибо вам, люди», а по титульному листу значилось: «Эту книгу задумали, собрали и представляют читателям Сергей Михалков и Константин Симонов».

О чём книга? В предисловии, помимо всего прочего, читалось: «Эта книга о героях и героизме. Каждый день в нашей стране рождаются прекрасные подвиги, появляются смельчаки. За то, что они делают, подчас рискуя своей жизнью, мы говорим им: "Спасибо!"»

 

Сказ о сказках

Придумщикам этой великолепной идеи пришлось перелистать сотни самых разных газет, чтобы, прочитав едва ли не тысячу очерков, статей и заметок, отобрать самое-самое интересное для «выхода на гора» — а это 300 страниц стотысячным тиражом. Жаль, что нынче нет энтузиастов продолжать наиблагороднейшую идею…

Сергей Владимирович узнал, что мне вручили билет члена союза писателей, и сказал: «Хорошо, что принят по нашему объединению детских и юношеских писателей». И подытожил с улыбочкой: «Статус классика в ближайшие десятилетия не обещаю, но всё равно не пожалеешь. Мы своих в обиду не даём».

Так и было. Это объединение со своим вождём Сергеем Михалковым при постоянной поддержке причисленных к классикам Самуила Маршака, Агнии Барто и ещё двух-трёх деятелей помоложе было наиболее сплочено в защите насущных корпоративных интересов. Например, Михалков не раз приезжал в «Молодую гвардию» в пору формирования темпланов и убеждал «вставить» такого-то, такого-то и такого-то.

Помню неожиданное его выступление на совещании издателей, детских писателей и представителей ЦК комсомола и министерства образования. Михалков с трибуны вдруг заявил: «Сказки с добрыми принцессами и принцами не лучшее чтение для советской детворы». В перерыве я осмелился сказать ему, что это его «указание» могут подхватить ретивые партбонзы — что будет-то. Он странно выслушивал меня: довольно долго не отвечал, пристально вперив в меня свои голубые, слегка выпуклые, холодные, без высверков и обычной для них усмешки глаза. Потом чертыхнулся: «Я не это хотел сказать. Так нельзя меня понимать. Хотел подзадорить детских писателей искать для сказок сюжеты из современности. Я найду возможность поправиться…»

 

Про остроумие и ум

Посчастливилось мне быть два раза на международных писательских встречах.

София, Болгария. В составе большой группы советских творцов, где каждый сам себе на своём творческом уме — никаких тебе начальников, а вот всё равно то и дело тянулись к Михалкову.

Это подметил прикреплённый ко мне переводчик — русский, из давних эмигрантов — и спросил:

— Это руководитель вашей делегации?

— Нет, — ответил я. — Он детский писатель.

— Детский писатель? Чем же притягивает к себе взрослых коллег?

Я только и нашелся: «Он очень остроумный». И выслушал: «Все писатели остроумные. А он, судя по всему, ещё и умный, иначе бы к нему не подходили».

 

«Дурная голова» во времена Хрущёва

Как-то Михалков упомянул, что жизнь баснописца заминирована неприятностями. Я не поверил: какие такие неприятности могут быть у автора гимна страны?

В конце 80-х, когда разыскивал в архиве ЦК материалы к биографии Шолохова, одна моя добрая знакомица спросила: «А про Михалкова необычное хочешь?» И вскоре на моём столике лежало письмо от двух работников отдела культуры ЦК партии, написанное в первые месяцы правления Никиты Хрущева. Кто адресат? Вседержавный идеолог, а значит, цензор, причём, напомню, страшный консерватор, Михаил Суслов.

«В своей басне Сергей Михалков пытается подвергнуть осмеянию руководителя, который зазнался, пренебрежительно относится к народу. Однако замысел С. Михалкова не получил правильного воплощения. В басне использована неуместная аллегория (руководитель — голова, простые люди — ноги). По сюжету басни, дурная Голова расхвасталась перед Ногами, что она управляет ими, что Ноги пойдут туда, куда она прикажет.

Из басни можно заключить, что простые люди не способны на волевые, сознательные действия против неправильного поведения руководителя. Они могут лишь пассивно, слепо протестовать.

Считаем, что рекомендовать басню С.Михалкова к печати в представленном виде нецелесообразно».

Перестраховочная демагогия авторов «рецензии» выявляется сразу же, если прочитать саму басню. Она приложена к делу Михалкова. Читаю:

 

Расхвасталась дурная Голова

Перед Ногами,

что внизу шагали.

И Ноги услыхали

Обидные, надменные слова:

«Я — Голова! Я всеми управляю!

Я — Голова и я руковожу!

Пойдёте вы туда,

куда я пожелаю!

Свернёте вы тогда,

когда я прикажу!»

В ответ на это Ноги

Вдруг взяли и

споткнулись на дороге

О камень, что лежал в траве.

И в тот же миг на Голове

Такая шишка появилась,

Что Голова потом

два месяца лечилась…

Не худо бы иным

смотрящим сверху вниз,

Мечтающим иметь

свой персональный «3ИС»,

Не только изрекать,

мол, мне с горы виднее!

Но быть на той горе чем выше,

тем скромнее!

 

Дорога в ИХЛ

В «Молодой гвардии» порой выходили авторские сборники Сергея Владимировича для школяров в некоем соревновании с прославленной «Детской литературой». Но тогда я уже директорствовал в «Художественной литературе». И вдруг визит Михалкова с просьбой запланировать собрание сочинений. Не скрою: наши планы выпуска подписных изданий были тогда так тесны — прежде всего, по причине дефицита бумаги и типографских возможностей, — что неминуемо шёл в ход хитро замаскированный вопрос:

— Сергей Владимирович, а может, этот многотомник выпустить в вашем с давних лет любимом «Детгизе»?

— Резерваций не люблю, — парировал он, с артистичным эпатажем привстав со стула во весь свой высоченный рост, — я давно уже перерос детское издательство.

На память о сотрудничестве от С.В.Михалкова остался на одной из его книг автограф, будто почётная грамота: «Вале Осипову — человеку, связавшему себя с советской литературой. С чувством признательности! Сергей Михалков». Пусть завышенная патетика, а храню, ибо в этих строках душа поэта.

 

200-летие и Михалков

В 1983-м в ИХЛ вышла книга поэзии с двумя датами на суперобложке: 1783-1983. И с названием «От сердца к сердцу…»

Боюсь, что нынче эти даты не многим что-то расскажут. Предали их забвению политиканы. Расшифрую: по титульному листу было напечатано: «Стихи русских и грузинских поэтов». Надеюсь, теперь, как говорится, «горячо» для поиска. Книга была сотворена в честь двухсотлетия Георгиевского трактата — договора дружбы меж двумя народами.

Пушкин, Бараташвили, Бунин, Маяковский, Владимир Солоухин, Отар Чиладзе… десятки корифеев!

Сергей Михалков вызвался писать предисловие. Как начал-то: «"От сердца к сердцу" направлены слова уважения, восхищения и любви поэтов России и Грузии, выражающих чувства своих народов… Едины они по духу, звучат общим гимном самым высоким, благородным человеческим чувствам и понятиям…»

Листаю эту антологию сердечных чувств спустя почти треть века… Подумал: был бы жив Михалков, так явно бы поддержал идею её переиздать на радость двум народам и назло их врагам.

 

400 000

В 1984-м подарок мне — автограф: «Валентину Осипову на память о совместной работе над этой книгой с названием "Басни"».

Особая книга для поэта и читателей: её тираж — кто нынче поверит! — тот, что обозначен заголовочком.

Михалков искренне, не скрывая радовался предложению издательства выпустить свою сатиру в недавно учреждённой серии «Классики и современники» — престижно!

И ещё профессионально оценил заголовок вступительной статьи поэта Егора Исаева: «Поучительная, но не поучающая».

 

Прервав молчание

Редко видел Сергея Михалкова расстроенным; а если он и был таковым, то, как я улавливал, он это тщательно скрывал: отшучивался или отмалчивался.

…Уютно-безлюдный в этот час дворик Дома Ростовых, «большого» Союза писателей, осененный тихим поглядом застывшего в бронзе Льва Толстого и умиротворяющим шуршаньем яблоневой листвы.

Обозначу время действа: начиналась перестройка. Я сидел в одиночестве на скамейке. Гляжу, выходит Михалков. Увидел меня — присел рядом. Интуитивно я почувствовал, что ему почему-то тоже надо было помолчать. Помолчали… Потом вдруг:

— Ты не думай, что мы тебя разуважали из-за того, что тебя выжили из «Художественной литературы». (Уточню: я там директорствовал почти десять лет, но по наущению либеральствующего партбонзы А.Н. Яковлева меня «перевели на иную работу» — не нравилась политика особого внимания русской классике).

— Чую я, — продолжил он, — что тихой сапой наползают всеобщие разрушения. Возможно, что в культуре ты первая жертва.

— Откуда этот мрачный прогноз?

— Стало меняться отношение не только власти к писателям, к Союзу писателей… Сейчас там, — кивнул он на окна секретариата, — поэт (и назвал громкое имя одного всегда безудержно-импульсивного творца) обозвал наш союз никому-де не нужным министерством. И видел я, что сей антиминистерщик будет теперь жить для разрушения нашего союза… Но взорвут, так спохватятся, да поздно будет: лишимся поддержки и моральной, и материальной.

Прав оказался мудрый Михалков, отнюдь при этом нe будучи ретроградом.

 

Три байки

Наверняка найдутся охотники напомнить об экспромтном даре Сергея Михалкова: и мирном юморе, и воинственном сарказме, да в аранжировке талантливого, актёрски пользуемого заиканья — на акцентировку, для усиления. Я тоже не удержусь кое-что вспомнить.

…Вот истинно хрестоматийное для моего поколения. Одному своему хулителю Михалков ответствовал кратко, но убойно: «Ругай, ругай… А сколько раз вставал, снимая шляпу, когда исполняются мои стихи?! В Гимне…»

…Праздновался юбилей одного писателя. Выступал Михалков:

— Я знаю, почему меня назначили тамадой. Я заика, значит, сам мало буду говорить — больше другим достанется. Но здесь в застолье два заики. Так догадываюсь, почему на меня выбор пал. Я имя юбиляра нараспев произношу (обыграл характерную манеру у заик), а вот второй заика при его имени заикается!

…Ещё один юбилей. Михалков вручает подарок:

— Скульптурка. Не удивляйся, я знаю, что ты видел, как мне её в прошлом году дарил тоже на юбилей… (и назвал знатного писателя). Так знай, что этому дарителю в свою очередь в позапрошлом году её презентовал… (вновь знатное имя). Но ведь и он не покупал, а передаривал, Итак, внемли, гордясь: и скульптурка неплоха, и почётна эстафета — от великого к великому, и для твоих друзей неразорительно. И вот ещё: у … (назвал фамилию) приближается юбилей — будет тебе что дарить!

 

Без бумажки

Юбилей детского писателя Pомана Сефа. Как без Михалкова?! Правда, ему уже почти 94 года. Его препроводили под руки к столу и усадили на самом видно-почётном месте. Но он встал, чтобы начинать двойную церемонию: чествование и застолье. Я сидел неподалёку и поэтому разглядел: соседствующий с ним работник Союза писателей передал своему председателю-тамаде страничку с текстом речи. Михалков, как и во все прошлые времена, с актёрски настроенным невозмутимым видом, успев надеть на нос очки, пошуршал бумагой, прочитал с нарочитой занудливостью первую строку и…

— Они хотят, чтобы я читал. А я не читатель. Я люблю Романа и потому слушайте…

И стоял минут десять, произнося остроумно-мудрую речь (или тост?) во славу детской литературы и особого призвания детского писателя.

 

Валентин ОСИПОВ

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите в свой аккаунт.